ny_quant

Меня весьма впечатлила следующая история про царя-бога Раму и его верного слугу обезьяну-бога Ханумана.

"Когда было установлено царство Рамы, всё шло как надлежало, и все дэвы почувствовали, что пришло время Вишну вернуться в свою обитель. Они обратились к Ямарадже, богу смерти. Ямараджа пытался множество раз, но не мог приблизиться к Раме и забрать его жизнь, поскольку Хануман неусыпно охранял жизнь Рамы.

Рама понял проблему, с которой столкнулся Ямараджа, и решил перехитрить Ханумана. Он уронил своё кольцо, которое упало в трещину в полу. Затем Рама попросил Ханумана пойти и найти кольцо.

Хануман, способный изменять своё огромное тело до размеров мухи, прыгнул в трещину. Он следовал по трещине, пока не достиг Паталы, нижнего из семи подземных миров. Там его приветствовал царь змей Васуки. Царь змей знал тайну жизни и смерти. Он спросил Ханумана, что тот ищет.

Хануман ответил: "Я Хануман, и я ищу кольцо Рамы."

Васуки сказал: "Пойдём со мной, я дам тебе кольцо." Он привёл Ханумана в комнату, в которой на полу лежали тысячи одинаковых колец Рамы, и попросил его взять любое из них.

Хануман удивленно спросил: "Как здесь может быть так много колец?"

Васуки ответил: "Каждое кольцо представляет одну калачакру (цикл времени). В каждой калачакре есть эпоха Трета-юга, в которой есть Рама и Хануман. Каждый раз Рама роняет своё кольцо, и обезьяна приходит в Паталу в поисках этого кольца. К тому времени, как обезьяна возвращается на землю, Рама уже уходит."

Тогда Хануман понял калачакру и отпустил своего дорогого господина Раму, осознав вечный цикл времени и природу жизни и смерти."

Я напишу отдельный пост о своих попытках найти древний первоисточник этой легенды, которая не является частью текста "Рамаяны". Если вкратце, то именно в этой форме я пока что проследил ее до 1980-х, но есть и древний вариант, с немного другим сюжетом, в котором появляется ключевой элемент (много идентичных колец, накопленных сквозь временные циклы повторением одной и той же истории).

Отрывок из предисловия Игоря Сухих к 7-томному собранию сочинений Зощенко:

=====
Те, кто встречался с Зощенко в последние годы, видели обреченного, сломленного, убитого страданиями человека [...]

«Вероятно, я оторвался от жизни и людей и замкнулся в себе. Если все так дружно кричат на меня — стало быть, я не прав... Как до удивления странно и нелепо складывается моя жизнь». Слова из письма пятьдесят пятого года поразительно напоминают реплику какого-то неприкаянного героя «Сентиментальных повестей».

Но самое страшное в третьей, послевоенной, судьбе Зощенко связано все-таки не с бытом, а с творчеством. Он по-прежнему много работает: записывает рассказы партизан, переводит, публикует фельетоны в «Крокодиле», сочиняет пьесы. Однако, прочитав уже после смерти писателя том, составленный главным образом из вещей «третьего Зощенко», К. Чуковский жестко, но справедливо заметил:

«В последнее время стали появляться такие сборники его повестей и рассказов, словно их составители поставили себе коварную цель — убедить новое поколение читателей, что Зощенко был слабый и неумелый писатель. И они достигли этой цели: всякий, кто прочтет новый сборник, составленный из его наименее удачных вещей, непременно утратит интерес к его творчеству».

Глубину происшедших с писателем перемен, масштабы катастрофы хорошо демонстрирует сравнение трех рассказов на одну тему.

«Баня» 1924 года стала одним из текстов, принесших Зощенко славу. Великолепно схваченная бытовая ситуация, колоритные реплики («А банщик говорит: “Мы, — говорит, — за дырками не приставлены. Не в театре, — говорит”»), возникающий за частным случаем образ новой культуры («Не царский, — говорю, — режим, шайками ляпать. Эгоизм, — говорю, — какой. Надо же, — говорю, — и другим помыться. Не в театре, — говорю») — делают рассказ эталоном ранней манеры Зощенко, где искусство сказа говорит само за себя и не нуждается в дополнительных моральных довесках-объяснениях.

Через одиннадцать лет появляется «Баня и люди» (1935), в отредактированном виде включенная в «Голубую книгу» под заглавием «Рассказ о банях и их посетителях». По-прежнему острый и колоритный анекдот, напоминающий о «Бане»-первой, изложен, однако, более стертым, сглаженным литературным языком, лишен культурологической перспективы, зато сопровождается скоротечной утешительной концовкой: вора моментально обнаруживают и арестовывают.

Рассказ «В бане» (1956) написан совершенно иной рукой. Благостные описания («Обширное помещение предбанника культурно и даже не без красивости оформлено. На полу ковровые дорожки. На диванах чистые чехлы. У дверей — буфетная стойка с цветочным горшком»), приторная вымученная фабула (старик приходит в баню со свертком честно заработанных денег, накопленных в память о родительской нужде, одаривает ребенка шоколадкой), шаблонно-раскрашенный язык («Вот именно, папаня! Где же тут мне мало-мало развернуться? Вот и хожу по предбаннику как зачумелый...»), готовая мораль — иллюстрация поговорки «не в деньгах счастье» — делают последнюю «Баню» классическим воплощением «теории бесконфликтности» — борьбы хорошего с еще лучшим.

«Баня»-третья сочинена, кажется, не писателем с уникальным чувством юмора и слова, а дюжинным «советским юмористом» по готовым шаблонам

Вчера вечером в пол-двенадцатого пришел к ребенку Ю. в комнату, чтобы по новой традиции она прочитала короткий рассказ вслух и мы его быстро обсудили. Это надо было сделать на час-два раньше, но так уж получилось. Рассказ я выбрал - "Дары волхвов" О'Генри.

Перед началом чтения решил объяснить, что такое, собственно "дары волхвов", и рассказал соответствующий библейский сюжет, которого Ю. не знала. Тогда она решила заодно спросить меня о деве Марии и о том, почему в легендах о Робин Гуде, которые она читает, он назван особенно преданным Богородице и что это на практике означало. Я начал говорить, а она не останавливала меня и иногда задавала еще вопросы...

Короче мы обсудили деву Марию, девственное зачатие Христа, вопрос непорочного зачатия самой Марии и его важность в католичестве, вообще католичество, кто такой в точности "папа римский", почему он "римский" и откуда берется, важность понятия епископа в христианстве, основные ветви христианства, раскол между западной и восточной церквями в 11-м веке и о чем они не могли договориться, напряженные отношения между церковной властью и королями Европы, крестовые походы, рыцарские кодексы, индульгенции, зарождение протестанства, Мартина Лютера и 95 тезисов, проблему развода и аннулирование брака в католической церкви, Генриха VIII и его жен и отщепление англиканской церкви от католической, религиозные диспуты и войны внутри христианства, переводы Библии на европейские языки и чтение Библии обычными людьми, понятие "еврей" с этнической точки зрения, с религиозной точки зрения, как случилось, что в Западной Европе и Америке преобладает религиозный взгляд, а в Восточной Европе этнический, отдельное понятие "иудей" в русском языке, как в Америке примиряют еврейство как религию с очевидными примерами евреев, живущих полностью светской жизнью, аналогия с понятием "непрактикующий католик" (lapsed Catholic) и что это значит, подход к еврейству как к "племени", и как он соединяет этнический и религиозный подходы... кажется, все основные темы вспомнил, хотя по мелочам наверняка упустил.

Тут оказалось, что прошло почти два часа, пол-второго ночи, мы опомнились и, наконец, прочитали "Дары волхвов". Ю. он очень понравился, она сказала, что из всех прочитанных пока что в рамках этой новой программы рассказов (десять штук) он самый любимый.